Цифровая деменция – миф или реальность?

Введение
Человеческий мозг способен успешно приспосабливаться к постоянно изменяющемуся миру вокруг, реагировать на новые жизненные ситуации или повреждения организма, видоизменяя свои структуры под новые обстоятельства. Эта способность называется нейропластичностью. Павлов и Мухин (2021) определяют нейропластичность как способность организма адаптироваться к условиям внутренней и внешней среды посредством оптимальной структурно-функциональной перестройки нервной ткани головного мозга, имеющей в своей основе сложный комплекс событий, связанных с нейрогенезом и апоптозом, синаптогенезом и синаптической пластичностью, изменением электровозбудимости нервных клеток и экспрессией генов, нейрон-глиальными взаимодействиями, а также ангиогенезом. Этот процесс, являющийся универсальным биологическим ответом мозга, начинается ещё в период пренатального развития и продолжается в течение всей жизни, особенно активно активизируясь при обучении либо при адаптации к новым условиям функционирования. Нейропластичность лежит в основе всех психических процессов, будь это интегративная функция мозга, либо когнитивная и эмоциональная психическая деятельность, и направлена в первую очередь на обеспечение адаптации организма к изменяющимся условиям окружающего мира.

Развиваясь, человек стремится расширять свои возможности, используя для достижения этой цели все более технологичные изобретения, которые включают в себя любые инструменты, методы или навыки, предназначенные для облегчения повседневной деятельности. Так, начавшись с формирования языка, письменности и создания элементарных механизмов, нейропластичность привела человека к формированию всемирной информационной сети и повсеместному использованию различных электронных гаджетов в повседневной жизни. Что, конечно же, не может не влиять на когнитивную систему человека.

Сколько времени мы тратим на интернет?
Информационно-коммуникативные технологии плотно вплетены в повседневную жизнь подавляющего большинства людей. По данным Global Digital 2021, ежегодного отчета We Are Social и Hootsuite, представляющих статистику использования интернета в мире, на начало 2021 года, на численность населения мира в 7,83 миллиарда человек, мобильным телефоном пользовались 5,22 миллиарда человек — 66,6 % мирового населения, а интернетом - 4,66 миллиарда во всём мире, что составило 59,5 %. При этом с января 2020 года количество уникальных мобильных пользователей выросло на 1,8 %, а количество пользователей интернета выросло на 7,3 % (316 миллионов). На момент публикации отчёта, в январе 2021 года, в мире насчитывалось 4,20 миллиарда пользователей социальных сетей - 53,6% и было отмечено что за предшествовавшие 12 месяцев эта цифра увеличилась на 13% ( 490 миллионов).

В обзоре же статистических данных We Are Social и Hootsuite за прошедшее десятилетие (с 2011 года до 2021 года), публикуются следующие расчёты:

• Количество пользователей интернета увеличилось с 2 миллиардов (около 30% населения) до 4,9 миллиардов (более 60%), что составляет средний годовой прирост в 9%;
• На ноябрь 2011 года интернет-пользователи Азии проводили в в интернете примерно 33 минуты в день, в 2021 году GWI сообщает, что взрослые люди трудоспособного возраста в том же регионе тратят в интернете в среднем 6 часов и 19 минут в день, что в 12 раз больше, чем 10 лет назад;
• За прошедшее десятилетие скорость интернет-соединения увеличилась в 20 раз;
• Количество пользователей социальных сетей увеличилось с 1,5 до 4,5 миллиардов. GWI сообщает, что типичный пользователь глобальной сети в возрасте от 16 до 64 лет, в настоящее время, тратит почти 2,5 часа в день на социальные платформы, при этом для выборки пользователей от 16 до 24 лет эта цифра составляет почти 3 часа.

С кого все начиналось?
Учитывая условия повсеместной цифровизации, темпы изменения условий функционирования человеческого мозга нарастают с огромной скоростью. Интернет, создававшийся как сеть обмена информацией между исследователями со всего мира, в дальнейшем стал неотъемлемой частью жизни любого человека, обеспечивая немедленный доступ к любой информации и онлайн-медиа ресурсам, возможность оставаться на связи с любым количеством пользователей в любое время суток, а так же быстрое переключение между, либо совмещение поступающих информационных потоков. Со временем появились целые поколения, для которых цифровые технологии являются неотъемлемой частью жизни с раннего возраста. Конечно же влияние цифровых технологий на человека и в биологическом, и в личностном плане не могло долго оставаться незамеченным.

В 1999 году Tapscott, канадский исследователь, обозначил молодых людей, не достигших 20 лет, как «сетевое поколение» (NЕТ-Generation). Отличительной чертой данной возрастной прослойки Tapscott считал интуитивную способность разбираться во всех аспектах информационно-коммуникативных технологий (ИКТ), без необходимости использования каких-либо обучающих пособий. Исследователь описывает NЕТ-Generation как межрасовый и межрелигиозный феномен, проявления которого едины и закономерны для всех культур. Начиная с публикации Tapscott, в последующем десятилетии происходило активное обсуждение проблемы взаимодействия человека и цифровых технологий. Размышляя над этим феноменом, американский социолог Prensky в 2001 году разделил пользователей ИКТ на цифровых аборигенов (Digital Natives) и цифровых иммигрантов (Digital Immigrants). Цифровыми аборигенами исследователь обозначил молодых людей, которые знакомы с информационными технологиями с детского возраста и для которых цифровой язык является родным и нативно понятным. Когда как цифровые иммигранты вынуждены учиться работать с ИКТ и которые, как и люди изучающие новый язык во взрослом возрасте, «разговаривают» на цифровом языке с «акцентом». Prensky пояснял, лежащую в основе такого разделения, принципиальную разницу в получении и обработки информации поступающей из окружающего мира. Когда мозг цифрового иммигранта заточен на линейный и последовательно-поступательный процесс обучения, цифровой абориген предпочтёт параллельную многозадачность, представленную в игровом формате, насыщенную визуальными стимулами и интенсивным положительным подкреплением.

Aric Sigman в 2007 году в книге «Remotely Controlled: How Television is Damaging Our Lives» поднимает вопрос своевременности внедрения в жизнь ребёнка телевидения и его влияние на когнитивный статус развивающегося мозга. Исследователь обращает внимание на такие последствия увлечения телевидением и интернетом, в том числе и образовательными медиа- программами, как уменьшение количества социальных связей, снижение способности к концентрации, гормональные и метаболические нарушения, при чем не только вследствие неподвижного образа жизни. Он описывает как обыденное для каждого человека вплетение ИКТ в ежедневный досуг опосредует снижение общего когнитивного уровня развивающегося мозга.

Рассуждая о молодом поколении, профессор английского языка Bauerlein отмечал сужение стремления к чему-либо новому до границ социального круга индивидуума, так как интернет избавляет от необходимости выходить в «окружающий мир». Основываясь на этом утверждении автор заявил, что молодёжь не стала более образованной, как было бы ожидаемо при повышении доступности информации, а наоборот молодые люди стали хуже писать и меньше читать. Carr в 2008 году, задаваясь вопросом «что интернет делает с нашим мозгом?», приходит к выводу, что ИКТ формируют процесс мышления, делая его поверхностным. В следствие чего утрачивается способность воспринимать текст линейно и глубоко, сменяясь поверхностным «скольжением» с целью получения искомых данных не вникая более необходимого. Small и Vorgan, в том же году, опубликовали работу в которой, отсылаясь к эволюционной теории Дарвина, обозначили, что мозг адаптируется к стремительно изменяющимся условиям, становясь все более «цифровым». Авторы подчёркивали амбивалентность влияния на мозг ИКТ утверждая, что видеоигры развивают распознавание визуальных образов, системное мышление и навыки исполнительной деятельности, и, в это же время, подавляют активность отделов мозга, отвечающих за память и эмоции.
Tapscott (2008) в дальнейшем, продолжая исследование данного феномена, высказал мнение, что именно поколение, выросшее в эпоху цифровых технологий, способно влиять на социальные институты, вынуждая их подстраиваться под новые модели мышления и под возрастающие запросы. В тоже время исследователь подчёркивал, слабое критическое мышление, отличающее сетевое поколение. В тоже время, Palfrey и Gasser (2008) размышляя над феноменом сетевого поколения, характеризовали этих молодых людей как активных, стремящихся к творчеству и инновациям, однако так же склонных к интернет зависимостям, актам немотивированной агрессии и игнорированию авторских прав.
Со временем цифровые аборигены стали основной потребительской аудиторией, в следствие чего фокус внимания исследователей постепенно переместился на решение маркетинговых задач, в рамках которых максимально тесное взаимодействии с ИКТ поощрялось (Manafy, Gautschi 2011; Greg 2010).

Американский журналист Carr, в 2010 году, в работе «The Shallows: What the Internet Is Doing to Our Brains» представил более подробные рассуждения о переходе к новой модели мышления, отличающейся нелинейной структурой, поверхностностью получения информации из множества разных источников одновременно. К подобному выводу автор пришёл анализируя трудности, возникающие при удержании внимания и попытке глубокой обработке информации, посредством линейного мышления, наблюдаемые им у людей использующих интернет в повседневной жизни для решения любых возникающих задач. Название этому явлению дал Manfred Spitzer в 2012 году. Он обозначил приобретённое снижение умственной работоспособности, ведущее к утрате навыков мышления, способности к критической оценке фактов и неумению ориентироваться в потоках информации, как цифровое слабоумие (digital dementia) и, тем самым, ввёл этот термин, как общеупотребимый в научной литературе. В своей работе «Digitale Demenz. Wie wir uns und unsere Kinder um den Verstand bringen» Spitzer предположил, что цифровое слабоумие обуславливается главным образом отсутствием необходимости использовать умственные способности в полном объёме, а именно думать, желать, действовать, осознавая при этом что именно происходит, где мы находимся и кто мы.

Следом за Manfred Spitzer, за разработку данной темы взялись британский нейробиолог, профессор Оксфордского университета Susan Greenfield «Mind change: how digital technologies are leaving their mark on our brains» (2014) и доктор медицины Victoria L. Dunckley «Reset Your Child’s Brain: A Four Week Plan to End Meltdowns, Raise Grades and Boost Social Skills by Reversing the Effects of Electronic Screen Time» (2015). Первая поднимала в своей работе проблемы снижения способности к эмпатии, десенсибилизации к агрессии и нарушений в системе вознаграждения вызываемые чрезмерным увлечением компьютерными играми и социальными сетями. Последняя же, рассматривая многообразие эффектов цифровых устройств на мозг, ввела понятие «синдром электронного экрана» (ElectronicScreenSyndrome – ESS) и выдвинула предположение, что интерактивные электронные экраны влияют на нервную систему детей, вызывая СДВГ, стресс и расстройства привязанности.

Как медиа-информация влияет на психическое состояние человека?
В настоящее время использование Интернета является наиболее популярной формой межличностного взаимодействия, не требующей «живого» общения, что помогает людям поддерживать свои текущие отношения и развивать новые, без необходимости встречаться в реальной жизни. Однако у данного явления существует и другая сторона. По мнению некоторых исследователей, повсеместное использование медиаустройств в повседневной жизни является благодатной почвой для формирования психологической зависимости, что опосредуется через изменение формата мышления, а именно его такие аспекты как импульсивность, склонность принимать быстрые решения и получать результат, снижение способности прогнозировать риски, и непрерывную сенсорную стимуляции в виде потока преимущественно положительных эмоций. (Balconi et al., 2017; Vargas et al., 2019; Raiha et al., 2020). Зависимость от смартфона, по мнению Шейнова, является одной из наиболее распространенных немедицинских зависимостей, которая по своей массовости уже оставила позади интернет-зависимость и игроманию, образовав в совокупности с ними опасный конгломерат (Шейнов 2020). Подобно прочим формам аддиктивного поведения, зависимость от информационно-коммуникативных технологий, как непосредственно так и опосредовано, влияет на психическую деятельность индивидуума. За прошедшие годы опубликовано множество исследований, иллюстрирующих прямую взаимосвязь между зависимостью от смартфонов и таких психологических феноменов как застенчивость, одиночество, тревога и депрессия (Chiu, 2014; Choi et al., 2015; Hong, Chiu, & Huang, 2012; Samaha & Hawi, 2016; Caplan, 2006). При этом тревога и депрессия являются одновременно как предиктором так и следствием формирования зависимости (Alhassan, 2018; Boumosleh, 2017; Kim, 2019). Так, в исследовании Yun-Hsuan Chang, Yun-Ting Lee, Shulan Hsieh (2019) была обнаружена более высокая уязвимость к интернет-зависимости у невротических личностей, склонных к тревожно-депрессивным переживаниям. Samaha & Hawi предупреждают, что зависимость от смартфонов, влияя на психическое состояние человека, неизбежно будет иметь негативные последствия и в практической деятельности, мешая выполнению повседневных обязанностей (например снижая успеваемость по учебной программе) из-за низкого уровня удовлетворённостью жизнью и высокого уровня стресса (Samaha & Hawi, 2016).

Зависимость от ИКТ является в первую очередь социальной проблемой и возникает из-за отсутствия крепких социальных связей в жизни индивидуума, что приводит к низкому уровню реальной социальной активности и попытке компенсировать недостаток межличностного взаимодействия с помощью общения исключительно в онлайн пространстве. Что конечно затрагивает как детский возраст, так и подростковый период, являющийся переходным периодом от детства к взрослой жизни, и обуславливает серьёзные психологические и социальные изменения в жизни индивидуума. Учитывая ранее начало использования ИКТ (в исследовании López-Bueno et al. (2021) 60,3% исследуемых сообщили о начале использования интернета в возрасте до 9 лет) несомненно именно детско-подростковый период жизни требует к себе пристального внимания в контексте взаимодействия с медиа-устройствами (Xin et al., 2017; Černja, Vejmelka, Rajter, 2019; Tenzin et al., 2019; Saikia et al., 2019). Уровень распространённости интернет-зависимости среди школьников в разных странах, по сообщениям разных исследователей, достигает 35% (Xin et al., 2017; Černja, Vejmelka, Rajter, 2019; Tenzin et al., 2019), а в исследовании Saikia et al (2019) показатель интернет-зависимости достигает 80,7% среди респондентов, средний возраст которых составлял 17,2 года. По сообщению Karacic et al. (2017) средний возраст интернет-зависымых подростков приходится на 15-16 лет (в исследовании приняло 1078 участников в возрасте 11 - 18 лет), при этом 84% определили целью использования интернета развлечение и только 16% использовали интернетом для учёбы либо работы.

В своём исследовании Tenzin et al. сообщили, что, в выборке учащихся средней школы возраста 11-19 лет, показатели депрессии и тревоги были значительно выше среди интернет-зависимых исследуемых. Одной из возможных причин коморбидности интернет-зависимости и снижения психического здоровья авторы представили нарушенный цикл сна-бодрствования и, как следствие, более высокий уровень бессонницы, являющиеся взаимоусугубляющими состояниями (Tenzin et al., 2019). По сообщению Saikia et al. (2019) в исследовании, включавшем выборку студентов колледжей (средний возраст 17,2 года), была выявлена высокая распространённость показателей депрессии (85,7%) и тревожности (83,3%) у участников имевших интернет-зависимость. Chen et al. (2020) так же отметили взаимосвязь интернет-зависимости и симптомов депрессии в выборке из 451 учащихся, средним возрастом 11,35 лет, кроме того было отмечено, что студенты с более низкой самооценкой были сильнее подвержены зависимости от ИКТ. Chi et al. (2019) отметили, что низкая адаптационная способность подростков, рассматриваемая в рамках теории «позитивного развития» и включающая формирование таких аспектов личности как привязанность, устойчивость, социальная компетентность, эмоциональная компетентность, когнитивная компетентность, поведенческая компетентность, моральная компетентность, самоопределение, самоэффективность, духовность, вера в будущее, четкая и позитивная идентичность, признание положительного поведения, просоциальной вовлеченности и просоциальных норм, так же опосредует связь между интернет-зависимостью и депрессией. Исследователи предполагают, что смещение автономного социального взаимодействия в сторону онлайновых социальных связей может привести к эмоциональным расстройствам, таким как депрессивные симптомы. Другими словами, интернет-зависимость может лишить молодых людей формирования реальных социальных отношений из-за чрезмерного количества времени, которое они проводят в сети, что может ещё больше усилить их уход в себя, избегание в негативные чувства и, следовательно, увеличить риск возникновения симптомов депрессии (Chi et al., 2019). В исследовании Kim et al. общая оценка зависимости от смартфона среди школьников оказалась положительно связанной с показателем депрессии и с оценкой тревоги (Kim et al., 2019). Boumosleh и Jaalouk, исследуя выборку студентов средним возрастом 20,6 лет, установили, что показатели депрессии и тревоги явились независимыми предикторами зависимости от смартфона (Boumosleh, Jaalouk, 2017). А в работе Hawi и Samaha было показано, что студенты старших курсов, у которых была зависимость от смартфона, демонстрировали более высокую тревожность по сравнению с теми, кто не страдал зависимостью (Hawi, Samaha, 2017). В исследовании Kim и Koh, среди 313 студентов университета в Корее, так же была выявлена статистически значимая корреляция между тревогой и зависимостью от смартфона (Kim, Koh, 2018).

В отношении же взрослого населения так же были сделаны выводы, что одиночество является самым сильным предиктором для формирования зависимости от смартфона. Было отмечено, что молодые женщины чаще, чем женщины более старшего возраста и мужчины страдают данным типом зависимости. При этом низкая самооценка, зависимое поведение и проблемы со сном являются предрасполагающими факторами для чрезмерного использования смартфонов, когда как наличие семьи и детей, высокая стеничность, привычка к чтению и поддержание здорового образа жизни являются факторами сдерживающими ощущение одиночества и, таким образом, профилактирующими зависимость от ИКТ (Шейнов, Девицын, 2021). В исследовании Alhassan et al., проведенном с помощью веб-анкет, среди исследуемых средний возраст которых составил 31,7 лет, была выявлена положительная корреляция между показателями депрессии и интернет-зависимостью. При этом пользователи смартфонов с начальным образованием отмечались более высокими показателями депрессии по сравнению с группой респондентов с высшим образованием (Alhassan et al., 2018).

Помимо депрессивной симптоматики многими исследователями была отмечена корелляция между зависимостью от ИКТ и уровнем стресса (Kim, Shin, 2016; King, Dong, 2017; Seo, Bang, 2017; Gligor, Mozoș, 2019; Samaha, Hawi, 2016; Gökçearslan, Uluyol, Şahin, 2018). В работе Sim et al. Отмечено, что стресс оказывает значительное двойное опосредованное воздействие на зависимость от смартфона через вызываемые им депрессию и снижение самоэффективности (Sim et al., 2016). Результаты исследования Cho et al. (2017), проведенного среди мужчин и женщин в возрасте от 20 до 40 лет, показывают, что стресс оказывает значительное влияние на зависимость от смартфона посредством снижения способности к самоконтролю (Cho et al., 2017).

Еще одним нежелательным последствием зависимости от смартфона и вероятной причиной стресса, воздействующим на психическое состояние индивидуума, является кибербуллинг. По результатом многих исследований, от 5% до 40% молодых людей подвергались кабер-преследованию хотя бы раз в жизни (Mitchell, Jones, 2015; Geel et al., 2014; Mishna et al., 2012). Woo et al. (2018) в своем исследовании проиллюстрировали прямую положительную связь кибербуллинга с чрезмерным использованием смартфонов, опосредованным повышением уровня агрессии. Кроме того, кибербуллинг однозначно имеет влияние на повышение уровня стресса и тревоги у жертв, что в последствии проявляется в виде нарушения психосоциального функционирования. Итогом этого является снижение эмоционального благополучия, ухудшения удовлетворённости жизнью, снижение академической успеваемости и ухудшение психического здоровья. Жертвы кабер-преследования часто подвержены депрессивным расстройствам, а так же имеют большую, по сравнению с невиктимизированными подростками, склонность к появлению суицидальных идей. (Schneider et al., 2012).

Существует мнение, что депрессивное расстройство может быть предиктором развития когнитивного снижения и, в дальнейшем, деменции (Kuring et al., 2020; Kuo et al., 2020; Santabárbara et al., 2020; Yang et al., 2020). И хотя на данный момент этот вопрос рассматривается в основном в рамках особенностей протекания пожилого возраста, возможно следует учесть вероятность развития депрессии под влиянием ИКТ и формирование на основе этого дальнейшего когнитивного профиля индивидуума.

На данный момент «виртуальная» жизнь занимает подавляющую долю жизни реальной, а следовательно неизбежно влияет на нее и формирует. Учитывая, что психика человека является отражением происходящего в рамках личности, неудивительно, что психические расстройства возможно являются предвестниками более глубоких влияний медиа-технологий на структуру личности индивидуума.

Зависимость от медиа-ресурсов и дефицит внимания
Касательно вопроса о снижении способности к длительной концентрации внимания, на данный опубликовано некоторое количество исследований, изучающих вопрос коморбидности симптомов СДВГ и зависимости от медиа-ресурсов (Carli et al., 2013; Ho et al., 2014; Kuss et al., 2014; Yen, Yen, Chen, Tang, & Ko, 2009).

Причиной повышенного интереса к данному вопросу может являться мнение, что СДВГ является фактором риска для формирования поведенческих зависимостей (Ginsberg, Quintero, Anand, Casillas, & Upadlya, 2014). Пытаясь объяснить данную зависимость, Andreassen et al. предполагают, что ИКТ технологии обеспечивают возможность частого переключения между видами деятельности и, как результат, отсутствие необходимости длительно удерживать внимание, что является наиболее комфортным вариантом для людей страдающих СДВГ. В их же исследовании, было отмечено, что зависимость от социальных сетей у людей страдающих СДВГ, была вдвое больше, чем от компьютерных игр, что интерпретировалось авторами как вариант «саморегуляции» посредством постоянных обновлений, получении сообщений и других сигналов других пользователей, позволявших на короткий промежуток времени переключать внимание от основной деятельности (Schou Andreassen et al, 2016).

Синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ) был определен в DSM-5 (Американская психиатрическая ассоциация, 2013) как возникающее в детстве психоневрологическое расстройство, характеризующееся несоответствующей возрасту степенью выраженности нарушения внимания, гиперактивности и импульсивности. Диагностические критерии включают 9 признаков невнимательности и 9 признаков гиперактивности и импульсивности. Проявления заболевания, как правило, ослабевают с возрастом, хотя примерно у 60% людей симптомы сохраняются и в зрелом возрасте, а у 40% могут ухудшаться со временем (Sibley, Swanson et al., 2017). На данный момент считается, что проявление СДВГ у взрослых, хотя и может видоизменяться с течением времени, все же является продолжением заболевания начавшегося в детском возрасте, согласно диагностическим критериям. По сообщению Polanczyk et al. на 2014 год глобальная распространённость СДВГ составляет около 5%, и при этом среди взрослых от 1,2% до 7,3% (Polanczyk et al., 2014).

В противоречие обозначению в DSM-5 СДВГ как расстройства манифестирующего исключительно в детском возрасте, существует некоторое количество исследований, поднимающих вопрос о существовании взрослого варианта СДВГ, не являющегося проявлением или продолжением детского синдрома, и предполагающих разную этиологию этих двух синдромов.

Проспективное популяционное исследование, проведенное Moffitt et al., показало что 87% взрослых с СДВГ, установленным в среднем возрасте 38 лет, не имели симптомов СДВГ в детстве. Исследователи утверждают, что не нашли доказательств того, что СДВГ у взрослых, определяемый таким образом, является расстройством психического развития, начавшимся в детстве. Такой вывод они объяснили разницей в гендерном распределении в группах с диагностированным СДВГ с детства и обнаруженном во взрослом возрасте, а так же отсутствием в группе «взрослого» СДВГ нейропсихологического деффицита в детстве, подтверждающего СДВГ как расстройство нервного развития (Moffitt et al., 2015).

В лонгитюдном исследовании, опубликованном в 2016 году Agnew-Blais et al., выборка которого составляла пары близнецов, исследователи анкетировали детей, а так же их родителей и учителей в возрасте 5, 7, 10, 12 и 18 лет с целью выявления симптомов СДВГ. Было установлено, что 67,9% исследуемых имели позднее начало СДВГ и не соответствовали критериям при оценке СДВГ в детстве (в возрасте 5, 7, 10 и 12 лет), так же было отмечено, что гендерное соотношение в группе людей с поздним началом заболевания характеризовалось преобладанием женщин, и что исследуемые в данной группе имели меньше проблем с поведением в детстве и менее выраженные когнитивные и нейропсихологические нарушения. Кроме того, было отмечено, что люди с поздним началом СДВГ проявляют более высокий уровень тревожности, депрессии, зависимости от марихуаны и алкоголя (Agnew-Blais et al., 2016).

В исследовании Caye et al. Были представлены данные, что 85% молодых людей из группы с СДВГ, установленной в возрасте 18–19 лет, не соответствовали критериям СДВГ в 11-летнем возрасте. В этом исследовании, в группе с поздним началом СДВГ, также преобладали исследуемые женского пола.

Однако, в метаанализе, проведенном Faraone and Biederman, предположение о существовании различных этиологий для СДВГ детей и взрослых было оспорено на основании, того, что что диагнозы взрослых, в отличие от детей с СДВГ, основывались главным образом на самоотчетах, и это могло исказить реальные данные (Faraone & Biederman, 2016). Faraone & Biederman предположили, что на позднее появление симптомов СДВГ может влиять длительное неблагоприятное воздействие факторов окружающей среды при наличии генетической предрасположенности.

В продольном когортном исследовании Ra et al. изучалась зависимость симптомов СДВГ от воздействия таких факторов риска окружающей среды как цифровые медиа. Отсылаясь к метаанализу Nikkelen et al., исследователи на выборке из 2587 15- и 16-летних подростков без значительных симптомов СДВГ показали значимую связь (97,7%) между более высокой частотой использования современных цифровых медиа подростками и последующими появлением симптомами СДВГ в течение 24-месячного периода наблюдения (Ra et al., 2018).

Nekkelen et al., исследуя взаимозависимость медиа-сферы с симптомами СДВГ, в метаанализе исследований, опубликованных за 1977-2013 годы, рассматривали данную проблематику в контексте влияния на поведение связанное с симптомами СДВГ быстрого развития медиа, а так же общего потребления медиа-информации и, в частности, потребления медиа, транслирующих насилие. В своей работе исследователи отметили существующую взаимосвязь между поведением связанным с СДВГ со всеми рассматриваемыми формами воздействия медиа-информации. При этом, из спектра симптомов СДВГ, наибольшая взаимосвязь использования медиа наблюдалась с расстройством внимания, и так же была выявлена небольшая, но значимая, связь воздействия СМИ с импульсивным поведением.

Рассматривая влияние потребления медиа-информации в целом на поведение связанное с СДВГ авторы уточняют, что вероятно, главную роль здесь играет количество времени проводимое ребенком за потреблением медиа. Они рассматривают процесс «замещения» экранными развлекательными средствами занятий, стимулирующих развитие когнитивных способностей ребенка, и процесс «нарушения языкового развития» который реализуется через необходимость обработки визуальной информации посредством «взрослого» языка, не соответствующего когнитивным способностям ребенка. Предполагается, что языковые навыки способствуют саморегуляции у детей, позволяя анализировать и изменять свое поведение, и отсутствие развития этих навыков, по мнению исследователей, приведет к дисгармоничному развитию процессов саморегуляции и, в дальнейшем, к поведению связанному с СДВГ.

Отсылаясь к исследованию Zimmerman & Christakis (2007), Nekkelen et al. выдвинули 2 гипотезы в отношении влияния на симптомы СДВГ насилия, транслируемое медиа-сферой.

1. Так первая гипотеза «сценария» опирается на мнение, что насилие, в том числе демонстрируемое в медиа-среде, проявляющееся импульсивным поведением, а именно отсутствием подавления антисоциального поведения, в дальнейшей перспективе может активировать у ребёнка поведенческий сценарий снижения самоконтроля. Что может привести к проблемам с вниманием, гиперактивности или импульсивности.
2. Согласно второй гипотезе «возбуждения-привыкания» агрессивный медиа-контент вследствие многократной гиперстимуляции повышает порог чувствительности к насилию со стороны средств массовой информации. В результате полученной десенсебилизации, дети могут начать испытывать состояние пониженного возбуждения в менее стимулирующей среде. Согласно данной гипотезе, недостаточный уровень возбудимости нервной системы, в свою очередь, может вызвать проблемы с вниманием, гиперактивность и импульсивность.

И хотя, проанализировав полученные данные, исследователи не обнаружили статистически значимой корреляции между потреблением медиа-информации транслирующей насилие и между общим использованием СМИ, они оставили данный вопрос открытым и предположили что при более обширном исследовании возможно будут обнаружены механизмы влияния СМИ транслирующих насилие на симптомы СДВГ у детей.

При рассмотрении вопроса быстрого темпа поступления медиа-информации в сознание ребенка Nekkelen et al. предложили следующие объяснения воздействия данного феномена на формирование поведения связанного с СДВГ:

• Гипотеза «сканирования и сдвига» предполагает, что быстро меняющиеся СМИ приучают ребёнка к поверхностному «сканированию» получаемой информации с целью быстрого дальнейшего продвижения к следующему «участку данных». Предполагается, что такой тип восприятия посредством недостаточного углубления внимания может в дальнейшем препятствовать выполнению задач, требующих постоянной равномерной концентрации внимания на одном действии.
• В случае же второй гипотезы, исследователи продолжают рассматривать феномен «возбуждения-привыкания» и предполагают, что не только агрессивный, но и чрезмерно-быстрый медиа-контент повышает порог возбуждения, требуемый для активации нервной системы и поддержания достаточного уровня внимания и подавления импульсивных действий, необходимые для выполнения какого-либо действия в течение длительного времени.

Таким образом клиническая картина СДВГ у взрослых характеризуется в первую очередь когнитивными нарушениями: снижением внимания и памяти, а также повышением импульсивности. Callahan et al. В своем исследовании, опровергающем патофизиологическую связь СДВГ и деменции с когнитивными нарушениями, отметили существование одинаковых симптомов в рамках обоих заболеваний. Такими симптомами являются снижение когнитивного и эмоционального контроля, поддерживание постоянного, избирательного, сфокусированного и разделенного внимания, снижение процессов запоминания (Callahan et al., 2017). И хотя гипотеза о том, что СДВГ может быть начальной формой деменции, возможно, связанной с сосудистой патологией или патологией с тельцами Леви, через общие патологические механизмы или через несвязанный медиатор, не была подтверждена, вопрос о возможном влиянии неблагоприятных факторов окружающей среды, таких как черезмерно-активное увлечение медиа, на формирование симптомов сходных с СДВГ и деменцией, остается открытым.

Насколько полезна медиа-многозадачность?
1. Понятие медиа-многозадачности.
Вследствие непрерывного процесса усложнения социальной среды и ускорения темпа жизни, становится все более затруднительным последовательное решение жизненных задач. В данном случае на помощь приходят информационные технологии. Люди в любом возрасте сейчас пользуются огромным количеством доступных онлайн информационных и коммуникационных платформ, которые связывают их с другими людьми. Эта технология помогает нам генерировать, хранить и обрабатывать огромные объёмы информации, а также быстро и эффективно взаимодействовать друг с другом. Информационно-коммуникативные технологии позволили совмещать сразу несколько разноплановых действий, и именно их активное использование привело к возникновению феномена медиа-многозадачности.

В своем исследовании Ophir et al. определили медиа-многозадачность как одновременное использование двух или более медиа-потоков (Ophir E. et all, 2009). Ими же был разработан индекс многозадачности, являющийся показателем определяющим количество дополнительных мультимедиа сред, помимо основной, потребляемой пользователем в течение часа. Данный индекс в дальнейшем применялся при исследованиях зависимости уровня медиа-многозадачности и реализации когнитивных функций.

Возникновение термина “медиа-многозадачность” опередило понятие «клипового мышления», введённое Тоффлером в 1999 году, и, определённое как способность воспринимать определенным образом упорядоченную информацию и выстраивать хаотичные потоки информации в некие логически организованные ряды. Тоффлер рассматривал данное явление в качестве составляющей информационной культуры и как основу для формирования новых, абсолютно уникальных форм восприятия. В дальнейшем, исследуя феномен «клипового мышления», Семеновских резюмировала данное понятие как формат мышления, отражающий множество свойств объектов без учёта связей между ними и характеризующееся фрагментарностью информационного потока, алогичностью, полной разнородностью поступающей информации, высокой скоростью переключения между частями, фрагментами информации, отсутствием целостной картины восприятия окружающего мира. Рассматривая положительные и отрицательные стороны данного феномена, автор отмечала, что основной проблемой клипового мышления является отсутствие контекста, обуславливающего смысловую завершённость устной либо письменной речи, позволяющего выяснить смысл и значение отдельных входящих в ее состав фрагментов, и пришла к выводу, что данная форма восприятия информации упрощает ее, лишает возможности построения длинных логических цепочек. Что в итоге и является благоприятным подспорьем для одномоментного использования множества медиа-потоков.


2. Медиа-многозадачность и мышление.
По мнению M.Spitzer, многозадачность побуждает учащихся в целях экономии сил и времени отказаться от самостоятельного извлечения необходимых им сведений из первоисточников, вследствие чего они теряют способность к реферированию, затрудняются при выделении основной мысли текста, утрачивают навыки оперирования большими целостными текстами, а также навык установления причинно - следственных связей. Результатом этого может стать снижение их способности к аналитическому мышлению, трудности при выполнении логических операций анализа и синтеза, сравнения и обобщения.

Распространение клипового мышления и многозадачности ведет к снижению роли произвольной памяти. Spitzer сетует, что медиа-технологии способствуют тому, что память постепенно все меньше используется для запоминания информации, поскольку её заменяют персональные компьютеры, смартфоны и электронные базы данных сети Интернет. В итоге люди запоминают не саму информацию, а данные о том, в какой папке памяти компьютера или электронной библиотеке её можно найти.

На данный момент различные исследования сообщают о небольшой или умеренной отрицательной корреляции между многозадачностью при использовании медиа-устройств и различными аспектами академической успеваемости учащихся. (Cain et al, 2010; May et al, 2018; Zhang, 2015; Carrier et al, 2015; Vedechkina M, 2021). Что в первую очередь ставит под удар учеников старших классов и студентов, традиционно открытых новому и ранее всех приобщающихся к медиа-технологиям, в свете чего повысился интерес к исследованию когнитивных и нейронных профилей людей, которые различаются степенью одновременного взаимодействия с несколькими медиапотоками, так называемой «многозадачностью мультимедиа».

Одним из ярких примеров медиа-многозадачности является работа с гипертекстом. Под гипертекстом в работе понимается множество документов, связанных между собой взаимными отсылками, которые позволяют читателю «перемещаться» от одного документа к другому. И поскольку использование гипертекста предоставляет читателю свободу в выборе последовательности усвоения материала, представляется обоснованным предположить, что, помимо формирования определённого типа обработки и усваивания информации, с этой свободой связана так же дополнительная когнитивная нагрузка за счет принятия решений разной степени сложности. А именно, в отличие от традиционного, линейного, чтения, когда выбор последовательности действий относительно невелик, читатель гипертекста постоянно сталкивается с необходимостью принятия решения о том, пройти ли по предложенной гиперссылке или проигнорировать ее, причем в последнем случае — запомнить сделанный выбор и вернуться к нему в дальнейшем, либо не запоминать и вовсе не возвращаться. Повышение когнитивной нагрузки при работе с гипертекстом может быть связано еще и с тем, что процесс чтения прерывается, внимание отвлекается на изображения, графики, комментарии и подсказки — такого рода данные обычно признаются достоинствами, поскольку придают гипертексту интерактивность, однако также они способны оказать негативное воздействие на процесс формирования у читателя единого образа, соответствующего прочитанному материалу. Кроме того, являясь прямым проявлением мультимедиа-многозадачности, гипертекстовая среда не позволяет человеку выйти за рамки «клипового мышления» и вернуться к линейному формату восприятия информации, а следовательно так же влияет на уровень запоминания прочитанного.

В целом, на данный момент, в литературе представлены исследования, иллюстрирующие взаимосвязь многозадачности с производительностью в когнитивных областях. Существуют и публикации, отрицающие наличие этой зависимости или считающие, что многозадачность положительно влияет на продуктивную деятельность человека (Гринёва, 2012; Игнатова, 2014; Ромашина, Тетерин, 2014; Wegmann et all, 2020; Alzahabi, Becker, 2013).

Но так же в литературе представлены исследования, представляющие отрицательную взаимосвязь мультимедиа-многозадачности с когнитивными функциями, в частности они указывают на снижение устойчивого внимания, рабочей и долговременной памяти, логического мышления (Ophir E. et al, 2009; Greenfield, 2003; Skaugset et al, 2016; Winneke A. van der Schuur et al, 2015).

Помимо когнитивных различий, более высокий уровень медиа-многозадачности связан с различиями в психосоциальных переменных. Несколько независимых групп исследователей сообщали о положительной корреляции медиа-многозадачности с высоким уровнем импульсивности внимания. В исследовании Uncapher et al. было отмечено, что высокая импульсивность внимания предсказывает худшую производительность рабочей памяти и более высокие показатели медиа-многозадачности. Помимо импульсивности, медиа-многозадачность ассоциируется с повышенным стремлением получения положительного подкрепления, социальной тревожностью и дерпессией, а так же более низким социальным успехом и более низкой установкой на интеллектуальное развитие (Uncapher et al, 2017).

На сегодняшний день опубликовано небольшое количество исследований по изучению нейронных профилей медиа-многозадачных людей. В одном из этих исследований Loh и Kanai, используя структурную и функциональную МРТ, наблюдали отрицательную корреляцию между уровнем индекса мультизадачности участников и объёмом серого вещества в передней поясной коре головного мозга, которая служит ключевым звеном путей обработки информации в головном мозге и участвует в сенсомоторных, ноцицептивных, высших когнитивных и эмоционально-мотивационных процессах. С точки зрения когнитивной обработки обычно считается, что передняя поясная кора участвует в обнаружении ошибок или конфликтов, ее активация обычно наблюдается в задачах, которые одновременно активируют несовместимые ответы, когда человек сталкивается с конкурирующими стимулами и реакциями, связанными с двумя или более задачами (Loh K.K., Kanai R., 2014).

Rui-ting Zhang et al. в исследовании, проведённом при помощи фМРТ во время выполнения исследуемыми теста из шести связанных заданий (Six Element Test) пришли выводам, что объем серого вещества передней поясной коры и объем белого вещества передней лучистости таламуса положительно коррелирует с уровнем многозадачности. В тоже время не было обнаружено значительной взаимосвязи между многозадачностью и объемом серого вещества префронтальной коры. Авторами было уточнено, что передняя поясная кора участвует в когнитивной и эмоциональной обработке задач, таких как переключение, торможение, обнаружение ошибок и мониторинг конфликтов, что в дальнейшем позволяет регулировать тенденцию оставаться в текущей подзадаче и время от времени переключаться на другую подзадачу. Роль передней лучистости таламуса в реализации многозадачности по предположению исследователей может заключаться в генерации временных внутренних сигналов для облегчения своевременного переключения на другие подзадачи при выполнении текущей подзадачи (Rui-ting Zhang et al, 2016).

Используя фМРТ, Moisala et al. обнаружили что во время выполнения задания на понимание предложения в присутствии отвлекающих факторов, более высокий уровень мультимедиа-многозадачности был связан с большей активностью в таких префронтальных областях как латеральные верхние и средние лобные извилины, медиальная часть верхней лобной извилины. Поскольку известно, что активация этих областей зависит от повышенных требований к удерживанию внимания, исследователи интерпретировали полученные данные как означающие, что для выполнения отвлекающего варианта задачи требовалось большее усилие внимания у участников, имевших высокий уровень медиа-многозадачности (Moisala et al, 2016).

Так же Madore et al., опираясь на ЭЭГ-исследование и пупиллометрию во время прохождения испытуемыми тестовых заданий, представили данные о корреляции повышения уровня многозадачности с ухудшением процессов запоминания и устойчивости внимания, проявлявшихся снижением мощности альфа-ритма на регистрируемой ЭЭГ и изменением диаметра зрачка, что было интерпретировано исследователями как связанное с уменьшением нейронных сигналов кодирования целей и памяти (Madore et al, 2020).

В исследовании, опубликованном Small et al., проведённом на группе пожилых людей, с помощью фМРТ отслеживалась нейронная активность во время имитации поиска в Интернете. Было отмечено, что помимо областей мозга, контролирующих язык, чтение, память и зрительные способности, а именно левой нижней лобной, височной, задней поясной извилины, теменной и затылочной области, группа испытуемых, имевшая больший опыт работы с поисковыми интернет-системами, продемонстрировала значительное увеличение интенсивности сигнала в дополнительных областях, контролирующих принятие решений, а именно фронтальном полюсе, передней височной области, передней и задней поясной извилине и гиппокампе. На основании полученных данных авторами был сделан противоположный представленным выше данным вывод, что простой поиск в Интернете может представлять собой форму умственных упражнений, способных укрепить нейронные связи (Small et al, 2009).

И о чем нам все это говорит?
Мозг человека нейропластичен, он меняется под влиянием окружающей среды. На данный момент одними из самых значительных изменений в окружающем мире является развитие информационно-коммуникативных технологий. Они упрощают жизнь, избавляют от необходимости запоминать информацию, позволяют быстро получить ответы на любой возникающий вопрос, помогают одновременно работать над множеством различных задач, отменяют необходимость личной встречи для поддержания социальных связей. Что безусловно делает жизнь значительно удобнее. Однако, из-за упрощения повседневной деятельности, при помощи медиа-устройств, человеческий мозг теряет такие важные свойства как линейность мышления, способность глубоко погружаться в суть и удерживать внимание на одном занятии долгое время, теряется необходимость произвольной и долгосрочной памяти, сужается круг интересов. Тогда на первый план выходят развлечения, являющиеся бесперебойным источником положительных эмоций. Ко всему прочему быстрый темп изменений окружающей среды способен провоцировать такие психические расстройства как депрессия, тревога, появление сходных с СДВГ симптомов. Все эти изменения происходят незаметно и постепенно формирую когнитивный статус человека. И самым важным на данный момент остаётся вопрос необратимости и необходимости этих изменений.